Именем закона. Сборник № 2 - Игорь Гамаюнов

Он вскидывает руку, очевидно собираясь доказывать что-то, но тут же бессильно ее опускает. Возможно, в этот момент он вспоминает о Лисневском.

— Хорошо, слушайте… Когда я вернулся в свое купе, то увидел на столике зажигалку этого подлеца. Ну и вспомнил, что во время игры он выходил на несколько минут из купе. Связав эти два факта, мне не оставалось ничего другого, как сделать вывод… — В его голосе появляется трещинка. — Если бы Таня хоть как-то объяснила мне эти совпадения. Она могла бы сказать, что Рубин действительно заходил к нам в купе по какому-нибудь делу или еще что-то. А она порола явную чушь. Про какую-то подругу, про подарок, и это в то время, как я лично видел эту самую зажигалку в руках у Рубина каких-то полчаса назад! Вы говорите, что я с ним ругался. Да, я обязательно поговорил бы с этим подонком, но, к сожалению, когда я хотел зайти к нему в купе, там был Тенгиз. Они кричали так, что их было слышно даже через стенку. Я хотел подождать, но Эрих тянул в ресторан. Мне надоело ждать, и мы пошли. Да, я был зол на Рубина, но не помню, чтобы угрожал ему расправой.

— Станислав Иванович, а вы уверены, что зажигалка, от которой прикуривал Рубин, и та, которую вы нашли у себя в купе, одна и та же? Может быть, они просто похожи, мало ли одинаковых зажигалок. И почему вы думаете, что к вам заходил именно Рубин? Разве он один выходил во время игры?

— Из купе выходил и Эрих, и Лисневский, — соглашается Жохов, — но зажигалка принадлежала Виталию, я это точно знаю. Она очень понравилась Лисневскому, и он спросил у Рубина, откуда у него такая красивая вещь. Тот ответил, что она досталась ему в наследство.

Я вытаскиваю зажигалку, которая выпала из руки Родиона Романовича.

— Это она?

Станислав Иванович берет ее в руки, внимательно рассматривает и возвращает мне.

— Как она к вам попала? Татьяна говорила мне, что она куда-то исчезла.

— Я взял ее у Лисневского, а вот как она у него оказалась — не знаю. Может быть, вы…

— Понятия не имею. Когда я уходил в ресторан, то оставил ее на столе. Спросите у жены.

— Ну что ж, дельный совет. При случае обязательно им воспользуюсь. А пока… Скажите, почему все-таки вы зашли в восьмое купе? Тогда, в одиннадцать часов?

Он слегка вздрагивает.

— Вернувшись из ресторана, я зашел к себе. Моей жены в купе не было. Ну и… Я подумал, может, она… может, она в восьмом?

— Там ее не оказалось, — закончил за него я. — И позже вы, конечно, спрашивали у нее, где она была в это время?

— Да, я спросил. Она сказала, что в туалете.

— Значит, никакого шума в восьмом купе вы не слышали, верно?

— Вы меня правильно поняли.

Я прошу Станислава Ивановича еще некоторое время оставаться на месте, а сам иду в седьмое купе.

Справа у окна в той же самой позе, в какой я увидел ее первый раз, сидит Татьяна Николаевна.

Лисневский лежит на левой нижней полке. Голова его запрокинута, пестрый галстук приспущен и съехал в сторону.

При моем появлении сержант встает и, придвинувшись вплотную, сообщает, что Родион Романович в сознании, но чувствует себя пока еще неважно.

— Свяжитесь с бригадиром поезда, — тихо говорю я. — Узнайте, нет ли радиограммы от Волобуева. Ждите меня у проводника.

Он уходит.

— Ну-с, Татьяна Николаевна, — обращаюсь я к Жоховой, — вы ничего не хотите мне сообщить?

Она поворачивает ко мне свое недоброе, почти злое лицо — усталость наложила на него свой отпечаток.

— Лучше бы сказали, когда закончатся эти безобразия! Вопрос законный, и я знаю, как на него ответить.

— Они закончатся, когда вы начнете говорить правду.

— Как это понимать? — с вызовом спрашивает она.

— В прямом смысле, самом что ни на есть прямом, — отвечаю я. — Почему, например, вы скрыли, что Виталий Рубин посетил вас около девяти вечера?

Она обиженно поджимает губы:

— Я не думала, что это имеет какое-то значение. Да, он заходил, это правда, но не в девять, а немного позже, и не ко мне, а к этому, — Жохова кивает на Лисневского. — Сказал, что он взял у него зажигалку. Я ему сообщила, что наш сосед перешел в другое купе. И все. Больше не было сказано ни слова. И это вы считаете важным?

— Право решать, что важно, а что нет, я оставляю за собой. С вашего разрешения, конечно.

Мое предупреждение, кажется, подействовало. Жохова рассматривает свое отражение в зеркальце, которое вытащила из сумки, и, обращаясь к нему, говорит:

— Я постараюсь не давать вам повода повторять это.

«Обмен любезностями» пошел на пользу — с этого момента Татьяна Николаевна отвечает на вопросы односложно, но вполне определенно.

— Вы утверждаете, что Виталий Рубин был у вас в купе после девяти?

— Да, утверждаю.

— Уже после того, как ваш муж ушел в ресторан?

— Да, после.

— И, кроме Рубина, к вам никто не заходил?

— Нет. Только он. Рубин искал зажигалку и подозревал, что ее украл у него наш сосед.

— Это она? — спрашиваю я, протягивая ей вещицу, которую уже опознал Жохов.

— Она.

— Значит, к Лисневскому она могла попасть только от убитого? — Я смотрю на лежавшего на противоположной полке человека, но он не подает никаких признаков жизни, что, впрочем, не мешает появлению яркого румянца на его щеках.

— Об этом спросите у него. — Татьяна Николаевна тоже смотрит на Лисневского.

— Вы выходили куда-нибудь в это время?

— Нет, — отвечает Жохова.

— А ваш супруг утверждает, что в двадцать три часа, вернувшись из ресторана, он не застал вас в купе.

— Я выходила только на несколько минут — умыться…

— Это неправда! — раздается голос Родиона Романовича. Он резко поднимается с полки и возмущенно выкрикивает: — Она вас обманывает! Ее не было, не было! И зажигалку я взял не у Виталия… Я вам все расскажу, только пусть она выйдет…

Начну по порядку, — продолжает он, когда Жохова покидает купе и плотно задвигает за собой дверь. — Все началось с этой проклятой зажигалки, будь она неладна… Вещь оригинальная и очень подходит в пару к моему портсигару. Смотрите…

Лисневский достает свой портсигар. Действительно, две эти вещи очень похожи, словно сделаны одним мастером, — обе покрыты тонким, витиеватым узором из серебряной нити.

— Я собираю подобные редкие вещицы, коллекционирую их. Захотелось приобрести и эту, но Виталий, хозяин зажигалки, наотрез отказал: самому, говорит, нравится. Может, я все же уговорил бы его, но за картами мы поругались. Я сыграл невнимательно, и он обозвал меня мошенником. Инфернальный тип, я вам говорил, — судя по словцу, которым украсил свою речь Родион Романович, расположение духа к нему вернулось. — Потом, как вы знаете, — продолжает он, — все ушли в ресторан, а я остался. Нелепая ссора с Виталием меня, признаться, очень расстроила. Я пошел к себе, но там выясняли отношения супруги Жоховы. Мне же хотелось отдохнуть, расслабиться, и я решил перейти в другое купе. Проводник открыл мне второе, выдал постель. Я выпил чай, попытался заснуть, но ничего не получилось, и я пошел к проводнику. И вот тут увидел то, что вас заинтересует. Сначала, так сказать, диспозиция. Гаврилыч сидел в служебном купе, а я стоял у двери, вполоборота к коридору. Вдруг вижу, как из седьмого купе вышел Виталий Рубин. Он вернулся к себе, в восьмое, а немного погодя в вагон с противоположной от меня стороны вошел Эрих. Он заглянул в восьмое купе, потом в седьмое. Оттуда появилась Жохова, и они вместе перешли в третье…

В памяти мгновенно всплывает Гаврилыч и то, как он поспешно кинулся закрывать окно, когда открыл нам третье купе. Несколькими часами раньше он уже открывал его по просьбе Янкунса. По-видимому, именно здесь кроется разгадка отношений, связывающих проводника и Эриха.

— Я решил перенести свои вещи, — продолжает тем временем Родион Романович, — ведь часть из них оставалась в седьмом купе. Вместе с Гаврилычем вошел туда, а когда он забрал пустые стаканы и вышел, я увидел на столике зажигалку… — Лисневский делает паузу, потом, собравшись с духом, заканчивает историю своего грехопадения: — Что тут объяснять. Стыдно… Поддался минутной слабости, соблазн был слишком велик… Я взял ее. И уже через пять минут пожалел об этом. Решил все же переговорить с Рубиным, упросить его продать мне эту вещь, а если откажет — возвратить. Когда подошел к восьмому купе, услышал там голоса. Что было делать? Я постоял, подождал и вынужден был вернуться к себе, отложив разговор до утра… Проснулся от криков Жохова. Вышел и увидел Виталия. Сами понимаете, тут было уже не до зажигалки. Потом появились вы, стали всех расспрашивать, я понял, что рано или поздно заинтересуетесь пропажей, ведь она принадлежала покойному. Поэтому решил: когда все улягутся спать, положу ее на место, туда, откуда взял, в седьмое купе. Я постучал, но мне никто не ответил. Дверь оказалась незапертой. Я подумал, что Жоховы спят, и вошел. Если бы оказалось, что они не спят, я бы извинился и сослался на то, что забыл свои вещи. Но не успел я и шага сделать, как раздался крик, а дальше ничего не помню — потерял сознание…